| ОГЛАВЛЕНИЕ |
1941 год |
|
До войны мы жили в Медвежьегорске - в центре города, в большом двухэтажном деревянном доме, в коммуналке. Была у нас одна большая комната - двадцать квадратных метров. Помню все убранство: в углу - письменный стол (папин), модная по тем временам никелированная кровать, за шторой - детская часть комнаты с большой широкой кроватью, где мы спали втроем - я, сестра и брат, и маленькая кроватка, Валина. Вокруг круглого стола - несколько гнутых венских стульев, шкаф. Вместо ковра у кровати родителей - политическая карта мира. Маленькая кухня наполовину занята печкой-плитой и одним столиком. Тут же грели самовар и дымили примусы. На веревках постоянно сушились пеленки. Из-за них часто возникали ссоры с соседкой тетей Раей Дриц - другого места для сушки она не признавала. Папа работал редактором районной газеты "Медвежьегорский большевик", писал статьи и в другие газеты. Папу я помню отлично: большой, волосы"ежиком", всегда добрый, малышей поднимал на руках, "возил" на спине, с нами говорил как с большими. Меня он научил составлять ребусы, приучил читать. Было ему тридцать семь лет. Статьи свои папа писал ночью, засыпал под утро. Иногда он "выдавал" нам утром детские стихи. Наскоро выпив чаю, спешил на работу. Маме шел в то время тридцать второй год. Окончила она всего четыре класса, специальности не было. Занималась воспитанием детей: нас было четверо, от полутора до десяти лет, а в декабре ожидался пятый ребенок. Если папа нас воспитывал словом и убеждением, то мама - "березовой кашей" (вицей). Вкус "березовой каши" помним до сих пор. Жили скромно, но иногда родители баловали нас вкусными вещами. Довоенные сладости помню до сих пор: козинаки, мороженое. Война пришла неожиданно для нас, детей, но не для папы. Он часто говорил маме, что немцам нельзя верить, что война неизбежна, хоть с ними и договор. Так и случилось. Его гимнастерка, галифе и пилотка, привезенные год назад с финской войны, пригодились.Повестку принесли двадцать третьего июня, на второй день войны, а двадцать четвертого июня папа уехал на фронт в три часа дня. Очень кстати оказался в этот момент фотограф, и на память осталась фотография всего нашего семейства. С фронта пришло два письма: одно в июле, другое датировано первым августа. А в сентябре пришла почтовая открытка, в которой полковой писарь Иван Карху сообщал, что политрук 71-ой стрелковой дивизии 52-го стрелкового полка 5-ой роты Никитин Тимофей Михайлович погиб смертью храбрых второго августа 1941 года в районе деревни Сясельга. Этой деревни в Карелии не было (были проверены архивы). Это было сделано, когда мы выросли и занимались розыском места захоронения папы. А тогда, узнав о гибели сына, к нам приехала жить бабушка Ирина. Хотя ей было семьдесят шесть лет, она помогала нам почти всю войну. Во время войны она потеряла двух своих сыновей. Начиналась эвакуация населения... Наше беспечное детство. закончилось!
|