| ОГЛАВЛЕНИЕ |
По "Осударевой дороге" |
|
Как-то недавно прочитала в газете по "Осударевой дороге", которую строили по указу царя Петра Первого, от Повенца до Нюхчи к Белому морю, чтобы волоком тащить суда. Дорога проходила через Хижозеро. Название оказалось знакомым, и воспоминания унесли меня в далекий декабрь 1941-го. Было мне десять лет. Эвакуировали нас по деревням. В первую очередь перевозили многосемейных. В деревнях жили по месяцу и ехали дальше: из Ворожгоры в Вожмогору, далее в Хижозеро, затем - в Нюхчу. Дали нам три колхозные лошади. Меня и сестру уложили спать на одну лошадь, привязав нас вместе с перинкой к дровням. На другой ехала бабушка с двумя младшими, на третьей лошади - мама. Всего было более десятка лошадей. Возницы - подростки-парни и девушки, двое-трое пожилых дядек. На первой лошади ехал проводник. Зимником давно не ездили, и приходилось "наезжать" след. Лошадки были крепкие, но ехала мы медленно. Деревья вплотную подступали к дороге. И только на болоте было просторно. Выехали утром. Мороз крепчал, но нам тепло, и очень все нравится. Над головой - красивый лес. Правда, иногда сыплется снег в глаза, когда дровни задевают за стволы деревьев. Через некоторое время караван останавливается: кормят лошадей. Проголодались да и подзамерзли люди. Нас развязали. Немного размяли ноги и поели мерзлого хлеба. Едем дальше. Дорога дальняя, и приедем, видимо, в Хижозеро ночью. Кругом лес, над головой - огромное небо, месяц, звезды - такого неба я раньше не видела. И вдруг - сильный толчок. Спросонок ничего не поняли. Очнулись от фырканья лошади. Ее заиндевелая морда и грива сначала испугали нас. Оказывается, лошадь как вкопанная остановилась над нами, выпавшими с нашего воза вместе с перинкой. Возницы и на этой лошади не было. Мы дико закричали. Прибежал перепуганный парень, и вместе с другими посадили нас по одной на свои места и поехали догонять караван. Снова едем на своей лошади... Приехали ночью. Оказалось, что на одном возу замерзла и умерла семилетняя девочка. Возница думал, что она спит. Безутешно плакала ее мама. Плакали и мы. Ноги наши онемели и двигались с трудом. В избе отогрелись. Хозяева - две женщины и четверо детей ютились в задней комнатке. Всех приехавших напоили чаем. Спали на полу. На столе всю оставшуюся ночь горела керосиновая лампа, так как приходилось выходить "до ветру", перешагивая через спящих. Отдохнув и пообедав, мы, дети, побежали обследовать новую деревню. Насчитали всего шестнадцать строений, включая бани, сараи и какие-то крыши под снегом - может, старые развалины. Видели живых лосей, пробегавших по другому берегу озера. Потом привезли еще несколько семей. И нас стало в избе, включая хозяев, двадцать шесть человек! Хорошо помню, как наш хор из шестнадцати человек (всего детей было девятнадцать) пели песню про картошку (" без картошки худо нам..."). Голода пока еще не было. Через неделю нам дали крошечную комнату на чердаке. Мама Должна была родить. Чтобы пройти с ведром воды на чердак, приходилось идти "бочком", держась одной рукой за перила и считая ступеньки. Все это наощупь, в темноте. В комнатке - стол и лавки вплотную к столу.Спали, скорчившись, зато было тепло. В этот день мама разрешила нам гулять подольше. Когда мы вернулись домой, у нас хлопотала хозяйка дома. Мама лежала на лавке, а на столе на подушке лежал, попискивая, сверток. "С братиком вас," - сказала мама и тихо заплакала. Папа погиб в начале войны и не мог знать, что у него теперь два сына. Шурик, так мы назвали братика, родился двадцать второго декабря 1941 года, на другой день дня рождения Сталина. Через две недели нас эвакуировали дальше, в Нюхчу. Может, конечно, эта дорога и не "Осударева", но названия деревень точные, как в газете.
|